Стремление побывать в уникальном месте нашей планеты – Чернобыльской зоне отчуждения, где почти четверть века назад произошла крупнейшая техногенная авария – зародилось уже давно. СМИ подпитывали это стремление публикациями о том, что европейский и даже заокеанский «ядерный туризм» в зону отчуждения развивается по нарастающей.

«Дикарём» в Зону отчуждения, разумеется, не попасть (да никому и не советую пробовать). Всех самодеятельных любителей экзотики гарантированно и беспрекословно разворачивают восвояси на КПП «Дитятки» (границе 30-километровой зоны). Незаконное же проникновение в Зону является преступлением и преследуется местной Фемидой. Да и гулять по Зоне без сопровождающего опасно: радиацию – её ведь не видно, «обычный» дозиметр покажет только гамма-фон, в то время как в Зоне следует опасаться ещё и бета-излучения (а корпус «обычного» дозиметра его экранирует). Впрочем, об излучениях – в соответствующей главе путевых заметок.

Благодаря интернету и консультативной помощи украинских знакомых удалось выйти на одну из организаций, осуществляющих туристические поездки в Зону на законных основаниях. Регистрация в системе, идентификационные данные не позднее чем за 2 недели до поездки и без права на ошибку (ФИО, дата рождения, гражданство, паспортные данные) – в общем, почти как при экскурсии на действующие АЭС России. Немножко пришлось повозиться с оплатой экскурсии: электронные платёжные системы, через которые вносится плата за посещение Зоны, да ещё и с электронной конвертацией валют, стали для автора этих строк непреодолимым «камнем преткновения». Причём следовало поторопиться: число экскурсантов в группе ограничено вместимостью автобуса, а желающих много, и кто первым внёс плату – тот и «попал на борт». Спасибо организаторам, которые в виде исключения согласились принять банковский перевод через систему Western Union. Сумма, кстати, разумная: 100 долларов США за однодневную поездку по стандартному маршруту. Более серьёзные суммы взимаются за 2-3-дневные поездки (с ночёвкой в действующей гостинице Чернобыля) и за туры по индивидуальному плану с посещением конкретных объектов. Мне для первого знакомства с Зоной вполне достаточным показался «базовый» маршрут.

Точкой сбора «ядерных туристов» обычно служит автобусная остановка за храмом Георгия Победоносца (окрестности Южного терминала ЖД-вокзала). Чтобы не плутать ранним утром в темноте, рекогносцировку местности лучше произвести накануне: определиться с маршрутом, засечь время прохождения от станции метро через главное здание вокзала, переход над рельсами, через здание южного терминала, подземный переход у храма. Мне, например, после рекогносцировки стало ясно, что вместо метро (с учётом досягаемости станции «Левобережная» от гостиницы «Славутич») эффективнее воспользоваться такси: пробок ранним субботним утром ещё нет.

Автобусная остановка не просто очень длинная, но и служит местом сбора многочисленных туристических групп, поэтому пришлось глядеть в оба. Впрочем, найти его помогли «кучкующиеся» колоритные типажи, отличающиеся от прочих городских туристов: энергичные и по большей части молодые ребята и девчата в фирменной экипировке военно-спортивного стиля, пригодной для преодоления препятствий в условиях пересечённой местности.

Помимо нашего «сталкера» Антона Юхименко, сбор группы контролировал милиционер. Его задачей было отлавливать ещё «на старте» пьяных туристов: посещение Зоны (особенно разрушающегося города Припять) несёт определённую долю экстрима, требующего от человека умственной вменяемости, адекватности реакции и нормальной координации движений. Проблемы с нетрезвыми туристами уже бывали, исход их печален, поэтому правило насчёт алкоголя действует неукоснительно: на всё время экскурсии группа принимает условия «сухого закона». Ещё раз, вежливо и строго, напомнив об этом в салоне автобуса, милиционер пожелал всем удачной поездки и удалился, а экскурсия двинулась в путь.

Из остальных правил посещения Зоны необходимо отметить следующие. Во-первых, обязательно наличие паспорта, причём именно того (внутрироссийского или загран), серия и номер которого были указаны вами в предварительной заявке. Во-вторых, одежда с длинным рукавом, длинные брюки, спортивно-туристическая обувь, пригодная для безопасного хождения по торчащим гвоздям и битым стёклам (никаких маек, топиков, шортов и сланцев, даже если жара зашкаливает за 40 градусов). Кроме того, обувь должна быть легко моющейся (на тот случай, если вы всё-таки влезете в радиоактивное «пятно»), а на самый крайний случай советуют иметь с собой запасную пару, чтобы при неблагоприятном исходе не вернуться в Киев в одних носках. Впрочем, уповая на свои тяжёлые литые полусапоги из полихлорвинила ещё советского производства, не иначе как адаптированные для последствий ядерной войны, я вполне обошёлся без обременительного груза в виде «сменки». Но, когда приходилось пробираться через кучи разномастного мусора, усеявшие помещения в зданиях Припяти, меня порою охватывало сомнение: возможно, спецуровские армейские «берцы» с титановыми вставками в подошвы в данном случае всё же были бы надёжнее.

В-третьих, запрещено есть и пить на открытой местности (в автобусе – пожалуйста; более того, 1,5-литровую бутылку чистой питьевой воды на день очень желательно иметь с собой). В-четвёртых, требуется неукоснительно выполнять распоряжения проводника группы: идти там, где скажет «сталкер» (а это зависит от обстановки на конкретных участках местности), не удаляться от группы за пределы прямой видимости, соблюдать время «свободного поиска» на остановках и т.д.

Это – обязаловка. Дальше следуют рекомендации. На руки – многослойные трикотажные перчатки (продаются в строительных магазинах). На глаза – очки. В общем, как можно меньше открытой кожи. Исходя из этих условий, не возбраняется и респиратор – обычный «лепесток», на тот случай, если поднимется ветер на открытой местности, или залезете в запылённое помещение в заброшенном здании. Можно взять с собой дозиметр (а если намерены в пути периодически отклоняться от общей «тропы» – то и обязательно).

Теперь – обоснования перечисленных мер безопасности. Большинство дозиметров в обычном режиме измеряют гамма-излучение. Достаточно сильно фонящие по гамма пятна в Зоне ещё остались (а гамма-лучи интенсивно «прошивают» все преграды, и несколько замедлить их может лишь свинцовая пластина, или танковая броня, или толстый слой бетона…). И, хотя при кратковременном воздействии они теперь не способны нанести вред организму, время пребывания в них необходимо свести к минимуму, а лучше вообще не приближаться: вред зависит от мощности полученной дозы, а мощность дозы – от силы излучения и времени воздействия. Опаснее другое: при разрушении энергоблока по окрестностям разлетелись альфа- и бета-активные материалы (например, микроскопические частицы ядерного топлива). Альфа-излучение (осколки ядер) не способно преодолеть обычный лист бумаги, т.е. защитой от него служит простая одежда или даже неповреждённая человеческая кожа. А вот бета-излучение (электроны расколотых атомов) обладает несколько большей проникающей способностью. Конечно, пройдя несколько сантиметров вглубь покровов человека, тормозится и оно. Но за время торможения частиц высвобождается энергия, которая способна вызвать радиационные ожоги кожи и подкожных мягких тканей человека. Отсюда – требование длинных рукавов и брюк, и толстые трикотажные перчатки.

Проблема ещё и в том, что в обычном режиме дозиметры измеряют только гамма-фон (бета-активность задерживается корпусом дозиметра). Так что, считая себя в безопасном месте по гамма-фону, можно не заметить, как попадёшь под опасное бета-излучение.

Ну и, разумеется, внешнее воздействие радиации не идёт ни в какое сравнение с внутренним облучением. Притчей во языцех стал чаёк с изотопом полония, которым суперагент спецслужб некоей сверхдержавы угостил агента-ренегата в кафе одной из столиц западной демократии. При этом изотоп полония был активен в большей степени по альфа (впрочем, говорят, что имело место и бета). Поэтому самому зачинщику чайной церемонии при перевозке и применении он никакого вреда не принёс. А вот попав с напитком внутрь организма-мишени, вызвал мучительный летальный исход.

Отсюда мораль: воздержаться от питья и еды, впрочем, как и от курения на открытом воздухе в Зоне – это стопудово. А для вящей безопасности не помешает и респиратор (обычный «лепесток», продающийся в аптеках). Мало ли: ветер поднимется, сдует с почвы микроскопическую «горячую» частицу и затянет в нос или в рот… Дыхательные пути, конечно, способны к самоочищению: не случайно волоски на эпителии непрерывно двигаются, выталкивая всякую грязь наружу. А из желудочно-кишечного тракта всасывается в кровь (с последующим облучением жизненно важных органов) едва ли десятая часть попавших радионуклидов. Всё равно: лучше внутрь себя ничего лишнего не пускать. Остальное, почти через 25 лет с момента аварии, да ещё и на проверенных маршрутах, уже не несёт угрозы.

От Киева до границы Чернобыльской Зоны отчуждения – два часа езды. В автобусе посмотрели видеоролики о событиях на ЧАЭС и их последствиях. Около 10 часов утра, когда наш автобус добрался до КПП «Дитятки» (именно здесь заканчивается маршрут всех самодеятельных туристов, намеревавшихся попасть в Зону «на ура»), густая пелена осеннего тумана скрывала всё на расстоянии пяти шагов, создавая особый психологический настрой для «ядерных туристов». Фотографировать здесь уже нельзя: режимный объект (как и на любой действующей АЭС, под запретом фотосъёмки оказываются именно сооружения физической защиты на подступах к станции). Единственный указанный нам ракурс фотосъёмки направлен на собственно шлагбаум, что, в совокупности с туманом, ни в коей мере не показательно, поэтому расчехлять фотоаппараты никто не стал.

Через КПП проходим по одному. Хмурый милиционер бдительно сверяет со своим списком ФИО, серии и номера предъявляемых паспортов. В сумки не заглядывает (хотя запрет на ввоз в Зону любых видов оружия – огнестрельного, ножей, газовых баллончиков – также является безусловным требованием к экскурсантам). Зато на КПП есть общественный туалет (после двухчасовой поездки – вещь не лишняя).

И вот мы уже едем по Зоне. За окном – тот же проклятый туман, те же осенние лесные пейзажи. Но «чужие здесь не ходят». На сегодня в Зоне работает около 4000 человек: часть занимается снятием с эксплуатации энергоблоков ЧАЭС, остальные – обслуживанием самой Зоны: например, защитой лесов от пожаров, мониторингом обстановки, перезахоронением могильников боевой техники, охраной и т.д. Работа – вахтовым методом, с временным проживанием в г.Чернобыль, или ежедневными наездами спецэлектропоездом из города Славутич.

Остановка в отселённом селе с говорящим названием Залесье (ирония Зоны: село Залесье – заросло лесом, село Копачи – натурально закопали под землю, и т.д.). Заброшенные дома. Двери нараспашку, стёкол в окнах нет. Брошенные изуродованные предметы меблировки – очень немногочисленные (здесь, как и везде в Зоне, в 90-х годах ударно потрудились мародёры, вынесли всё, что представляло хоть какую-то ценность). Даже печи кое-где пытались разобрать, а полы – снять. Дрова и заборы, за два десятилетия поросшие ковром изумрудно-зелёного пушистого мха. Артефакт советской эпохи – пол-литровая молочная бутылка за 15 копеек (такие бутылки попадутся в Зоне ещё не раз). Крупные октябрьские паутины на кустарниках бывших садов (через них получаются эффектные фотоснимки брошенных домов: аллегория запустения, безлюдия).

Въезжаем в город Чернобыль. Бывший районный центр с населением 12,5 тыс. человек. (В СССР была мода называть крупные электростанции – ГРЭС, АЭС – именами районных центров. При том, что реальный город-спутник такой электростанции имел совсем другое название). По сравнению с райцентрами Зауралья тех времён – неплохое благоустройство: дома-пятиэтажки, асфальтированные улицы… Достаточно крупный автовокзал: правда, таблички с надписью «Киев» остались всего на нескольких посадочных площадках, а в пустом и гулком здании автовокзала разместился магазин, по принципу сельпо торгующий всем подряд: от продуктов питания до фуражек с эмблемой «Чернобыль».

Заезжаем к двухэтажному зданию, где расположилась организация «Чернобыльинтеринформ» со своей столовой. Здесь нам под роспись проводят инструктаж, а также есть возможность задать вопросы сопровождающему сотруднику (он присоединяется к нашему «сталкеру», чтобы в Припяти можно было разделить группу в 25 человек на две более контролируемые подгруппы).

На стенах – карты радиационных замеров, из которых следует, что основные потоки радионуклидов выпали двумя «хвостами» в северном (Беларусь) и западном направлениях. Юг и восток относительно чище. Вообще говоря, по радиационному уровню Зона сильно неоднородна. Оставшиеся относительно «грязные» точки ведут себя в соответствии с физическим критерием квадрата расстояния: стоит сделать шаг в сторону, как уровень излучения резко падает.

В ходе импровизированного «брифинга» сотрудника «Чернобыльинтеринформа» выявляю два момента. Во-первых, он мыслит технологическими категориями эксплуатации реактора РБМК времён Советского Союза, автоматически перенося их на модернизированные РБМК (от которых к нынешнему дню неизменным осталось разве что данное при рождении название). К тому же априори он «равняет под одну гребёнку» и АЭС с другими типами реакторов (например, ВВЭР) – хотя они отличаются, как небо от земли.

Во-вторых, как бывший эксплуатационник ЧАЭС, он придерживается идеологии оперативного персонала в не утихшем до сих пор споре на тему «Кто виноват». Как известно, в оценке причин аварии на ЧАЭС преобладают две антагонистических группировки: эксплуатационники и конструкторы-проектировщики, которые до сих пор спорят, кто из них стал виновником происшедшего. На мой взгляд, наиболее объективно оценил проблематику замгендиректора ОАО «Концерн Росэнергоатом» Владимир Асмолов, уложив приговор в короткую ёмкую фразу: «Человек допустил, а реактор позволил».

Да, реактор имел недопустимые конструктивные недоработки: при запуске аварийной защиты из-за вхождения концевиков стержней в активную зону сначала происходил всплеск положительной реактивности, а уж затем начиналось гашение ядерной реакции средней частью стержней. Для примера: представьте, что, управляя автомобилем, в экстремальной дорожной ситуации вы давите на педаль тормоза, однако автомобиль при этом сначала ускоряется и прыгает метров на пять вперёд, а уж затем начинает тормозиться. Конструкторский просчёт очевиден. Однако он мог проявиться (и проявился) в апреле 1986 года, а мог проявиться намного позже (или раньше), или же – не проявиться вообще никогда в жизни. Если бы оперативники собственными действиями не довели реактор до такого состояния, когда этот дефект конструкции проявился во всей своей «красе». (Помните – провал мощности реактора, попытка поднять её вновь для продолжения эксперимента, вместо того чтоб сразу заглушить реактор, ошибочно-чрезмерное извлечение регулирующих стержней, разгон реактора, принудительный ввод аварийной защиты… всплеск реактивности из-за конструктивного дефекта, и вот – взрыв). Прибавьте к этому безалаберность системы (станция-то не «Средмашевская», а «Минэнерговская», значит – отношение к ней наравне с угольными и газовыми «кочегарками»-ГРЭС), слабый надзор, общее раздолбайство эпохи упадка СССР (не случайно ведь Горбачёв, получив власть после плеяды недолговечных вождей, ужаснулся увиденным и, понимая всю катастрофичность политико-экономической ситуации в стране, начал изобретать спасательные круги типа перестройки, ускорения, гласности, хозрасчёта, госприёмки… что там ещё было? Но поздно, половинчато и неэффективно – не помогло. То, что ситуация провальная – видел ещё Андропов; впрочем, ни он, ни «Горби» уже не могли её исправить, хоть и пытались, каждый на свой манер).

Итак, «человек допустил, а реактор позволил» – исчерпывающая характеристика чернобыльской аварии. Однако вступать в спор с «бывалым эксплуатационником» – значит, задержать группу, которая рвётся на маршрут, чтобы увидеть реальные объекты, получить впечатления, а не выслушивать дискуссию двух компетентных лиц (в силу твёрдой убеждённости сторон – наверняка затяжную и конфликтогенную). Молчу. Едем дальше.

Остановка у памятника ликвидаторам у пожарной части в Чернобыле. С одной стороны стелы – фигуры пожарных. С другой стороны – станционники: реакторщик, дозиметрист, медик оказывает помощь пострадавшему. (По легенде, когда делали памятник, в чемоданчик медика замуровали пару бутылок водки: для будущих «круглых дат» аварии). Надпись на стеле: «Тем, кто спас мир»…

КПП «Лёлив» – въезд в 10-километровую зону. Заезжаем на мост через реку Припять. Фотосъёмка. Река широкая, красивая, спокойная, с золотым костром осенних пейзажей по берегам. Удивительно, но автотрасса не вымерла, движение есть. Разгоняя туристов, на приличной скорости проносится респектабельный джип. Через некоторое время проскакивает микроавтобус… А вот оголовков фонарей на мосту уже почти нет: одни столбы остались…

За холмиками захороненных Копачей останавливаемся у заброшенного детсада. Памятник воинам Великой Отечественной, буйная поросль на дорожках, то же запустение, знаки радиационной опасности.

По дороге, очень издалека, наблюдаем гигантские решетчатые антенны загоризонтной радиолокационной станции «Чернобыль-2». По тем временам – жутко стратегическое и офигенно секретное сооружение (таких станций, способных «отловить» запуск ядерных ракет противника ещё за искривлением горизонта, в момент старта, в СССР было всего штуки три). После чернобыльской аварии загоризонтную РЛС (практически, одно из основных звеньев обороны страны) пытались запустить вновь, присылали крутых военных спецов из Москвы. Но компьютерные комплексы, составляющие ядро РЛС, в ту пору были огромных размеров и требовали мощного охлаждения. А в трубы системы охлаждения насосало столько радионуклидов, что стало ясно: РЛС восстановлению уже не подлежит. (Туда, говорят, тоже водят экскурсантов – но уже не по общему, а по приватному маршруту).

Остановка на повороте у канала. Последняя точка, где можно производить фотосъёмку (следующая будет на площадке у аварийного энергоблока; по пути следования съёмка запрещена, так как в объектив попадают системы физической защиты периметра станции). Отсюда, как на ладони – действовавшая станция (4 энергоблока попарно, итого – две вентиляционные трубы), чуть ближе и в стороне – корпуса почти достроенных новых энергоблоков №№ 5 и 6 (в окружении замерших навечно башенных кранов), градирни для них – одна почти достроенная, другая начатая. Ресурсов пруда-охладителя, запроектированного для ЧАЭС, хватило только на 4 действующих энергоблока, поэтому конденсаторы турбин 5-го и 6-го должны были охлаждаться градирнями.

Кстати, в пруде-охладителе живут крупные сомы, экскурсанты обычно кормят их хлебом. Но сейчас уже октябрь, сомы закопались в радиоактивный ил – спать до весны…

Через дорогу в стороне – современное здание нового хранилища отработанного ядерного топлива. Строили французы, вбухали кучу денег. Но, говорят, ошиблись с размерами ячеек, поэтому сборки с топливом туда просто не помещаются. Пример зарубежного разгильдяйства.

Ну и, конечно, «коридоры» ЛЭП с решетчатыми опорами. Класс напряжения, похоже, порядка 750 кВ: что ж, крупная станция, системообразующая сеть… На открытом распредустройстве что-то мельтешит: оказывается, запуталась связка разноцветных воздушных шаров: откуда она сюда прилетела?

Следующая остановка – на смотровой площадке с угла аварийного энергоблока, всего в нескольких десятках метров от объекта «Укрытие» (народное название «Саркофаг»). Здесь же – памятник с надписью: «Героям, профессионалам – тем, кто защитил мир от ядерной беды. В ознаменование 20-летия сооружения объекта Укрытие». Аварийный энергоблок – вот он, перед нами, крупным планом, за невысоким забором. В деталях видно всё: знаменитая вентиляционная труба в обрешётке, бетонные кубы и рёбра саркофага, стальные фермы у торцевой части бывшего машзала…

На объекте трудятся целые легионы учёных из западных стран. Вы думаете, они даром дают денежки на поддержание безопасного состояния ЧАЭС? Аварийный энергоблок – уникальный научный полигон планетарного масштаба. Реакции с участием конструкционных материалов и ядерного топлива в условиях широкого спектра температур и радиационных полей привели к формированию невиданных физических и химических реакций, созданию неизвестных науке элементов. А это – революционные научные открытия, а значит прорывные технологии в различных областях знания. И работы ещё – непочатый край: по рассказам, порядка 50% помещений внутри саркофага доступны для всеобъемлющего контроля, ещё процентов 20 – частично подвержены мониторингу, а какие элементы эволюционируют и зарождаются в оставшихся 30% – едва ли кто может сказать с уверенностью.

Фон на смотровой площадке аварийного энергоблока, по словам спутников (у меня своего дозиметра не было) порядка 300–400 микрорентген в час: в принципе не так уж и много, но долго торчать здесь просто некогда. Нас ждёт Припять.